Неточные совпадения
Когда
на другой день стало светать, корабль был далеко от Каперны. Часть экипажа как уснула, так и осталась лежать
на палубе, поборотая вином Грэя; держались
на ногах лишь рулевой да вахтенный, да сидевший
на корме с грифом виолончели у подбородка задумчивый и хмельной Циммер. Он
сидел, тихо водил смычком, заставляя струны говорить волшебным, неземным голосом, и думал о счастье…
Меж тем
на палубе у грот-мачты, возле бочонка, изъеденного червем, с сбитым дном, открывшим столетнюю темную благодать, ждал уже весь экипаж. Атвуд стоял; Пантен чинно
сидел, сияя, как новорожденный. Грэй поднялся вверх, дал знак оркестру и, сняв фуражку, первый зачерпнул граненым стаканом, в песне золотых труб, святое вино.
Я пошел проведать Фаддеева. Что за картина! в нижней
палубе сидело, в самом деле, человек сорок: иные покрыты были простыней с головы до ног, а другие и без этого. Особенно один уже пожилой матрос возбудил мое сострадание. Он морщился и
сидел голый, опершись руками и головой
на бочонок, служивший ему столом.
Я не мог
сидеть в каюте и вышел
на палубу.
Его силом не удерживали: напитали, деньгами наградили, подарили ему
на память золотые часы с трепетиром, а для морской прохлады
на поздний осенний путь дали байковое пальто с ветряной нахлобучкою
на голову. Очень тепло одели и отвезли Левшу
на корабль, который в Россию шел. Тут поместили Левшу в лучшем виде, как настоящего барина, но он с другими господами в закрытии
сидеть не любил и совестился, а уйдет
на палубу, под презент сядет и спросит: «Где наша Россия?»
Сидя весь день
на палубе, она смотрела то
на бесконечную даль моря, то внимательно вглядывалась в странный для нее цвет морской воды.
Стемнело.
На самом верху мачты вспыхнул одинокий желтый электрический свет, и тотчас же
на всем пароходе зажглись лампочки. Стеклянная будка над салоном первого класса и курительная комната тепло и уютно засияли огнями.
На палубе сразу точно сделалось прохладнее. Сильный ветер дул с той стороны, где
сидела Елена, мелкие соленые брызги изредка долетали до ее лица и прикасались к губам, но вставать ей не хотелось.
Ни души я не заметил
на его
палубе, но, подходя ближе, увидел с левого борта вахтенного матроса.
Сидел он
на складном стуле и спал, прислонясь к борту.
Напутствуемый пожеланиями веселой ночи, вышел
на палубу, где застал Дэзи в новом кисейном платье и кружевном золотисто-сером платке, под руку с Тоббоганом,
на котором мешковато
сидел синий костюм с малиновым галстуком; между тем его правильному загорелому лицу так шел раскрытый ворот просмоленной парусиновой блузы.
Я вставил весла, но продолжал неподвижно
сидеть, с невольным и бесцельным ожиданием. Вдруг
на палубе раздались возгласы, крики, спор и шум — так внезапно и громко, что я не разобрал, в чем дело. Наконец послышался требовательный женский голос, проговоривший резко и холодно...
Мы
сидели за чаем
на палубе. Разудало засвистал третий. Видим, с берега бежит офицер в белом кителе, с маленькой сумочкой и шинелью, переброшенной через руку. Он ловко перебежал с пристани
на пароход по одной сходне, так как другую уже успели отнять. Поздоровавшись с капитаном за руку, он легко влетел по лестнице
на палубу — и прямо к отцу. Поздоровались. Оказались старые знакомые.
Гришка
сидел на корме челнока и, свесив смуглые худые ноги свои через борт, болтал ими в воде. Ваня
сидел между тем в трюме, и наружу выглядывало только свежее, румяное личико его. Белокурая голова мальчика, освещенная палящими лучами полуденного солнца, казалась еще миловиднее и нежнее посреди черных, грубо высмоленных досок
палубы.
Фоме понравилось то, что отец его может так скоро переменять людей
на пароходе. Он улыбнулся отцу и, сойдя вниз
на палубу, подошел к одному матросу, который,
сидя на полу, раскручивал кусок каната, делая швабру.
Она
сидела у борта
на палубе и, прислонясь головой к куче каната, плакала. Фома видел, как дрожали белые комья ее обнаженных плеч, слышал тяжелые вздохи, ему стало тяжело.
На барке
сидел один Порша, ходивший по
палубе, как часовой. Осипа Иваныча не было; он ночевал где-то
на берегу. Река глухо и зловеще шумела около бортов, в ночной темноте нельзя было рассмотреть противоположного берега.
Солнце давно золотило верхушки приветлужских лесов, а я, бессонный,
сидел на верхней
палубе и любовался все новыми и новыми уголками, которые с каждым поворотом щедро открывала красавица река, еще окутанная кое-где синеватою мглой.
Мне следовало быть
на палубе: второй матрос «Эспаньолы» ушел к любовнице, а шкипер и его брат
сидели в трактире, — но было холодно и мерзко вверху. Наш кубрик был простой дощатой норой с двумя настилами из голых досок и сельдяной бочкой-столом. Я размышлял о красивых комнатах, где тепло, нет блох. Затем я обдумал только что слышанный разговор. Он встревожил меня, — как будете встревожены вы, если вам скажут, что в соседнем саду опустилась жар-птица или расцвел розами старый пень.
Бывают минуты, когда, размышляя, не замечаешь движений, поэтому я очнулся лишь увидев себя сидящим в кубрике против посетителей — они сели
на вторую койку, где спал Эгва, другой матрос, — и
сидели согнувшись, чтобы не стукнуться о потолок-палубу.
…Неизъяснимо хорошо плыть по Волге осенней ночью,
сидя на корме баржи, у руля, которым водит мохнатое чудовище с огромной головою, — водит, топая по
палубе тяжелыми ногами, и густо вздыхает...
На палубе пассажиры разместились с чашками кофе по группам, и все вели оживленные разговоры. Николай Фермор пил свой кофе,
сидя в сообществе нескольких человек, и когда его чашка была уже им допита, он поставил ее
на рубку, а сам встал с места и отошел к борту, и затем сию же минуту наступил ногою
на перекладину и, перекинувшись через перила, бросился в воду
на глазах всех пассажиров…
Ей хотелось остаться одной и думать. Присутствие мужа, даже спящего, стесняло ее. Выйдя
на палубу, она невольно села
на то же самое место, где
сидела раньше. Небо стало еще холоднее, а вода потемнела и потеряла свою прозрачность. То и дело легкие тучки, похожие
на пушистые комки ваты, набегали
на светлый круг луны и вдруг окрашивались причудливым золотым сиянием. Печальные, низкие и темные берега так же молчаливо бежали мимо парохода.
— Непременно…
На будущий год продам все свое заведение и закажу хорошее суденышко… Надоело
сидеть на козлах, когда привык стоять
на палубе. И китов набью, и разбогатею, ну, тогда вернусь домой в Калифорнию… А пока прошу вас, джентльмены, рекомендовать мои экипажи вашим товарищам. Они не ездили еще сюда, а непременно следует… Не правда ли, отличная прогулка?.. Пожалуйста, посоветуйте, и вот моя карточка!
Через пять минут четыре матроса уже
сидели в отгороженном пространстве
на палубе, около бака, и перед ними стояла ендова водки и чарка. Матросы любопытно посматривали, что будет дальше. Некоторые выражали завистливые чувства и говорили...
И он частенько
сиживал около миссис Уайт
на палубе, занимая любознательную, по-видимому, англичанку рассказами о России и стараясь оказывать ей всевозможные маленькие услуги с величайшим усердием.
Познакомился Ашанин и с патерами. Вернее, они сами пожелали с ним познакомиться, и однажды поздно вечером, когда он мечтательно любовался звездами,
сидя в лонгшезе
на палубе, они подошли к нему и заговорили. Разговор
на этот раз был малозначащий. Говорили о прелести плавания, о красоте неба, — при этом один из патеров выказал серьезные астрономические познания, — о Кохинхине и ее обитателях и затем ушли, выразив удовольствие, что так приятно провели время в обществе русского офицера.
На крайней барже у самой кормы
сидел на рогожке плечистый рабочий. Лапоть он плел, а рядом с ним
сидел грамотный подросток Софронко, держа стрепанный клочок какой-то книжки. С трудом разбирая слова, читал он вслух про святые места да про Афонскую гору. Разлегшись по
палубе, широ́ко раскинувши ноги и подпирая ладонями бороды, с десяток бурлаков жарили спины
на солнопеке и прислушивались к чтению Софронки.
Пассажиры, укрываясь от непогоды, все
сидят по каютам, один Меркулов остается
на кормовой
палубе.
Оделся, вышел
на палубу. Последние тучи минувшей непогоды виднелись еще
на западе, а солнце уж довольно высо́ко стояло. Посмотрел
на часы — восемь.
На палубе уж
сидело несколько человек. Никита Федорыч прошел в третий класс, но не нашел там Флора Гаврилова.
Носовая
палуба уже спала.
На кормовой
сидело и ходило несколько человек. Безлунная, очень звездная ночь ласкала лица пассажиров мягким ветерком. Под шум колес не слышно было никаких разговоров.
Спинами к нему
сидели на одной из скамеек, разделявших пополам
палубу, женщина и двое мужчин, молодых парней, смахивающих
на мелких приказчиков или лавочников.
В таком настроении он не хотел спускаться к Серафиме вниз, пить чай, но ему было бы также неприятно, если бы она, соскучившись
сидеть одна, пришла сюда
на верхнюю
палубу.
На носовой
палубе сидел Теркин и курил, накинув
на себя пальто-крылатку. Он не угодил вверх по Волге
на собственном пароходе «Батрак». Тот ушел в самый день его приезда в Нижний из Москвы. Да так и лучше было. Ему хотелось попасть в свое родное село как можно скромнее, безвестным пассажиром. Его пароход, правда, не всегда и останавливался у Кладенца.
Вокруг повозки,
на палубе, стоят и
сидят несколько воинов.
Несходные по своему положению путники старались ничем не стеснять одни других: митрополит не выходил
на палубу, а
сидел у открытого окна в рубке, а по другую сторону этого окна, против него,
сидели на морских складных табуретах Брянчанинов и китайский Аввакум.